Сирийское арабское информационное агентство САНА Сирийское арабское информационное агентство САНА
Related Articles
Москва – САНА
13-10-2016
Президент САР Башшар Аль-Асад в эксклюзивном интервью специальному корреспонденту российской газеты “Комсомольская правда” заявил, что Сирия смотрит на сближение Москвы и Анкары позитивно, отметив, что единственная надежда Сирии – это то, что Россия сможет внести некоторые изменения в турецкую политику.
На вопрос, почему ДАИШ никогда не угрожает Израилю, а Израиль не угрожает ДАИШ, и о роли Израиля в этой войне президент подчеркнул, что нет противоречий между Израилем и любыми организациями, такими как “Джебхат Ан-Нусра”, ДАИШ или другой организацией, связанной с “Аль-Каидой”.
https://youtu.be/04LJIZcTAF0
https://youtu.be/gX0HdeEbPmU
Журналист: Большое спасибо, господин Президент. Для меня большая гордость и счастье встретиться с Вами. Я начинаю с вопросов. Ситуация в Сирии становится более опасной и непредсказуемой. Почему? Потому что конфликт втягивает все больше участников и игроков. Например, кто сейчас сражается в Сирии? Иран, Ливан (я имею в виду «Хизбаллу»), Россия Турция, коалиция во главе с США. Китай демонстрирует свой интерес. Не беспокоит ли Вас, что этот конфликт перерастет в Третью мировую войну? Или это уже начало Третьей мировой?
Президент: Во-первых, если говорить о проблеме, то надо говорить и об источнике проблемы: это терроризм. Не имеет значения, кто сейчас вмешивается в сирийские дела, самое важное — кто поддерживает террористов ежедневно и ежечасно. Это главная проблема. Если мы ее решим, та запутанная картина, как вы ее описали, потеряет значение. Мы можем решить эту проблему. Потому что вопрос состоит не в том, какие страны вмешиваются сейчас в дела нашей страны, а в том, какие страны поддерживают террористов. Потому что Россия, Иран и «Хизбалла» – это наши постоянные союзники, и они находятся здесь на легальной основе. Они воюют против террористов, но есть другие страны, которые вмешиваются именно с целью поддержки террористов. Вопрос не в числе игроков, а главный вопрос — это терроризм.
Во-вторых, что касается Третьей мировой войны. Этот термин часто используется – особенно после недавней эскалации, касающейся ситуации в Сирии. На сегодняшний день мы наблюдаем ситуацию, похожу на холодную войну в стадии развития. Это нечто, что появилось совсем недавно, потому что я думаю, что Запад и особенно США не остановили холодную войну даже после распада СССР.
Журналист: Да, она продолжается.
Президент: Есть много политических сцен в этом процессе, и Сирия – одна из наиболее важных. Мы видим эскалацию конфликта, но главная цель – сохранить гегемонию США над миром, не позволить никому быть партнером на политической или международной арене, будь то Россия или даже их союзники на Западе. Поэтому этот запах войны, которую Вы описали как Третью мировую войну, чувствуется в воздухе, но это еще не прямое военное столкновение. Хотя оно имеет военную, террористическую и политическую составляющие. Поэтому Вы правы в своем ощущении, но Сирия является лишь частью этой войны.
Журналист: Но Вы сказали, что Сирия стала важной сценой этой войны. Почему именно Сирия? Понятно, что вы – большая страна, у вас есть нефть, но вы не Саудовская Аравия. Почему именно Сирия?
Президент: Здесь много аспектов. Если мы говорим о региональном конфликте, у Сирии хорошие отношения с Ираном, а Саудовская Аравия хочет полностью разрушить Иран во всех смыслах по разным причинам. Поэтому они хотят, чтобы Сирия повернулась спиной к Ирану. Потому что разрушение Сирии отрицательно повлияет на Иран. Я смотрю на это так. Запад, наблюдая долголетнее сотрудничество России и Сирии, делает ставку на то, что разрушение Сирии также негативно повлияет и на Россию. Но есть кое-что еще: историческая роль Сирии. Веками Сирия являлась источником геополитической динамики на Ближнем Востоке. Поэтому контроль над Сирией со времен фараонов, еще до Христа крайне важен. За Сирию привыкли драться — и фараоны, и хетты. Это исторический базис, так как Сирия выгодно расположена на Средиземноморье, и здесь проходит разделительная линия между разными культурами. Вот почему контроль над Сирией важен для контроля над всем регионом.
И потом, Сирия – независимая страна, а Запад никогда не смирится с независимостью любой страны, неважно, это маленькая Сирия или великая Россия. В чем их проблема с Россией? Потому что она защищает свое право сказать «да» или «нет». А Запад хочет, чтобы вы ему постоянно поддакивали. И та же проблема у Сирии с Западом.
Журналист: Некоторые западные медиа утверждают, что война в Сирии стала прямым конфликтом между Россией и США. Вы согласны с этим?
Президент: Да, по простой причине. Когда я сказал в самом начале, что дело в терроризме, вот что я имел в виду. Россия хочет бороться с терроризмом не только из-за Сирии и не только из-за самой России. Она борется за весь регион, за всю Европу и за весь мир. Русские понимают, что терроризм неуклонно растет с тех пор, как американцы еще с войны в Афганистане в ранние восьмидесятые и до наших дней убедились, что терроризм — это козырная карта, которую всегда можно выложить на стол. Вы можете держать ее в кармане, а когда надо, вытащить. Поэтому мы говорим о разных идеологиях, о разных подходах. Вот почему российско-американский конфликт естественен, и даже если между вами есть диалог, вы говорите о разных вещах.
Журналист: В регионе появился новый игрок. Я имею в виду турецкую интервенцию, о которой уже все забыли. Как будто ничего не происходит. Каково ваше мнение о роли Турции в этой войне и о самой интервенции?
Президент: Это не интервенция, это вторжение. Это вмешательство является вторжением, не важно, забрали маленький или большой кусок сирийской территории. Это вторжение вопреки всем международным законам, моральным нормам и против суверенитета Сирии. Турки маскируют свои настоящие намерения и стараются обелить себя, потому что они поддерживали ДАИШ и «Джебхат Ан-Нусру».
Журналист: А Вы думаете, они сейчас не поддерживают?
Президент: Нет, они до сих пор поддерживают, но они пришли со словами: «Мы боремся с ДАИШ».
Журналист: Это смехотворно, когда турки говорят, что якобы борются с ДАИШ, которое сами же и создали.
Президент: Абсолютно точно. Они создали ДАИШ, обеспечили ему тыловую поддержку, и они позволяли им продавать нашу нефть через их территорию с участием сына Эрдогана и его близкого окружения. Все они были причастны к ДАИШ. Весь мир знает об этом. Но в связи с вторжением в Сирию они заговорили о новых умеренных силах, которые на самом деле имеют те же корни, что и ДАИШ. Они выросли из него. Турки уверяют, что они победили ДАИШ с помощью своих бомбардировок, войск и местных умеренных сил. На самом деле, они просто передают контроль над территорией от ДАИШ тем силам, которые сами взрастили. Но это просто игра для всего остального мира. Цель Эрдогана — поддержать «Джебхат Ан-Нусру» в Сирии. И он хочет, я имею в виду Эрдогана, сыграть свою роль в будущей Сирии, и не важно, какую роль. Он чувствует, что в последние годы оказался в изоляции из-за отношений с ДАИШ.
Журналист: Но для Эрдогана Сирия по-прежнему часть Османской империи. Для него это просто его территория.
Президент: Совершенно верно. Идеология Эрдогана – смесь идеологии «Братьев-мусульман» с их экстремизмом и насилием и его мечтами о новом Султанате.
Журналист: Да, у него есть эти амбиции.
Президент: Вы правы. Смешением этих двух идеологий он намерен восстановить контроль над регионом. Вот почему он поддерживает «Братьев-мусульман» в каждой стране, включая Сирию.
Журналист: После того как турки сбили русский самолет Россия прервала всяческие отношения с Турцией. Сейчас после его извинений это выглядит новой дружбой. Туризм, дипломатия, торговля. Путин назвал сбитый турками самолет «кинжалом в спину». Вы думаете, мы, русские, совершаем ошибку, доверяя Эрдогану снова после его предательства?
Президент: Нет, в действительности, я смотрю позитивно на эти отношения.
Журналист: Вы смотрите позитивно?!
Президент: Да, позитивно. Хотя у России и Турции разные взгляды и разные позиции. Россия основывает свою политику на международном праве, на уважении суверенитета других стран и на сознании угрозы распространения терроризма во всем мире. А турецкая сторона основывает свою политику на идеологии «Братьев-мусульман». Они не уважают суверенитет Сирии, и они поддерживают террористов. Мы видим два разных полюса, которые противоречат друг другу. Но это новое сближение между Турцией и Россией – единственная наша надежда на то, что Россия сможет изменить турецкую политику. И я уверен, что это первая цель российской дипломатии по отношению к Турции в эти дни – стремление уменьшить ущерб, причиненный Сирии Турцией. Я надеюсь, что россияне смогут их переубедить остановить поддержку террористов и поток денег и наемников через турецкие границы.
Журналист: Но для Эрдогана эти террористы – инструмент влияния. Он никогда не откажется от них. Это его люди. Это огромный риск для его власти, если он начнет действительно бороться с терроризмом. Они начнут воевать с ним.
Президент: Да, и поэтому я не сказал, что россияне изменят его политику, я сказал, что они уменьшат ущерб. Поскольку Эрдоган как личность связан с насильственной, экстремистской и фанатичной идеологией «Братьев-мусульман», постольку он не может быть прямым искренним человеком. Поэтому я считаю Ваши слова реалистичными и согласен с Вами на сто процентов. Вы не можете изменить Эрдогана и его окружение полностью, и мы не питаем таких надежд. Но если мы сумеем изменить его хотя бы на один процент, это уже хорошо. И мы делим с российской властью эту надежду через новые отношения России и Турции. Я думаю, что это мудрость российского правительства по отношению к турецкому, не потому что русские доверяют турецким властям, но они нуждаются в хороших отношениях с турецким народом. И это совершенно правильно.
Журналист: Для меня очень странно, что ДАИШ с его идеологией никогда не угрожает Израилю, и Израиль ему никогда не угрожает. Это выглядит как некое соглашение между ними — может быть, это не дружба, но нейтралитет. Почему это так? И какова роль Израиля в этой войне?
Президент: Не только ДАИШ, не только «Ан-Нусра», но любой террорист с автоматом в руках, который убивает и разрушает Сирию, поддерживается Израилем. Иногда Израиль делает это косвенно, передавая секретную информацию террористам, а иногда – прямой интервенцией, когда он наносит удары по позициям сирийской армии. Почему? Потому что Израиль смотрит на Сирию как на врага. И для него любое ослабление государства, армии и общества Сирии не дает продвигаться мирному процессу, ценой которого является возвращение оккупированных Голанских высот. Так что для них, когда Сирия занята чем-то иным, она не может заниматься проблемой Голанских высот и мирного процесса. Она не может ничего сделать, чтобы вернуть свою землю. И поэтому Израиль поддерживает любого террориста, и нет никаких противоречий между Израилем и любой организацией, как «Джебхат Ан-Нусра», ДАИШ или с любой другой группировкой, связанной с «Аль-Каидой».
Журналист: Я путешествовала по Сирии. Ваша армия обескровлена, это очевидно. Но, с другой стороны, когда я вижу в Дамаске кафе, заполненные молодыми мужчинами, которые пьют кофе с утра, я спрашиваю себя: кто эти молодые люди? Мне говорят: это студенты. После я вижу фитнес-центры с молодыми мужчинами, которые демонстрируют накаченные мускулы. Что они здесь делают? Пошлите их всех на фронт! Я не понимаю, почему нет всеобщей мобилизации в армию, как, например, мы поступили в Великую Отечественную войну. В нашу Отечественную войну мы отправили всех здоровых мужиков на фронт.
Президент: У нас сейчас частичная мобилизация. Почему частичная? Потому что общая мобилизация означает, что каждый должен идти воевать. Это означает — нет студентов, нет преподавателей в университетах, нет учителей в школах, нет рабочих на заводах, нет строителей и водителей, и абсолютно все должны работать только на правительство. И все станет частью войны. Это нормально, когда война длится несколько недель или несколько месяцев, но для войны, которая длится уже шесть лет, это означает паралич общества и паралич страны. Вы не можете выиграть войну с парализованным обществом. И поэтому вы должны иметь баланс между войной и основными нуждами общества: университеты, больницы, социальные услуги, которые предоставляются людям. Вот почему, с нашей точки зрения, этот баланс жизненно важен.
Журналист: Хотя я не понимаю арабский, но когда я смотрю ваше телевидение, мне кажется, что в этой стране мир. Очень мало говорится о войне. Есть спортивные передачи, детские, школьные. Я говорю себе: «О Боже! Я слышу взрывы мин в городе, но как будто ничего не происходит». Мне кажется, это чересчур. Если вы хотите пробудить патриотизм в людях, нужно им объяснить и сказать: «Ребята! У нас здесь большая война!» Так должна поступать любая страна. Я не вижу здесь мира!
Президент: Медиа не оторваны от происходящего, но мы должны иметь баланс между тем, насколько нам нужно показывать реальную жизнь, и одновременно давать людям возможность обычной, пусть и не полностью нормальной жизни, и поэтому мы нуждаемся в этом балансе. Естественно, у нас разные точки зрения на медиа, потому что СМИ имеют разное восприятие действительности. Если мы не будем продолжать жить, то террористы нас победят, потому что это – их цель.
Журналист: У нас был подобный опыт во время Великой Отечественной войны. Города опустели, остались одни женщины, часть врачей и учителей, но мужчины были на фронте. Я дам пример моей семьи. Четыре старших брата моего отца пошли на фронт, а он оставил школу в 13 лет и пошел делать бомбы на завод. В то время это было нормально. Мы бы никогда не победили в той войне, если бы все мужики не пошли на фронт.
Президент: Но когда мы говорим о войне, война не только фронт. Она затрагивает все сферы жизни. Большая часть нашей войны – не только терроризм. У нас есть и параллельная война. Это экономическая война. Мы под эмбарго. Мы должны делать все, чтоб колесо экономики вращалось.
Журналист: Я понимаю.
Президент: Вот почему мы должны направить все наши усилия на жизнь. Поскольку без этой нормальной жизни у нас встанет вся экономика. Если все спрячутся по домам из-за войны, мы ничего не будем производить.
Журналист: Почему Вы попросили помощи России в наиболее критический момент, когда почти все рухнуло, и даже Ваша жизнь была в опасности?
Президент: Прежде всего, есть традиционные отношения между Сирией и Россией, и даже в худший период – после распада СССР – они оставались неплохими.
Журналист: Вот почему Вы могли попросить помощи гораздо раньше.
Президент: Нет, мы просили помощи с самого начала, но эскалация конфликта достигла высшего уровня только в прошлом году. До того Сирийская армия побеждала, но когда наши враги увидели, что мы наступаем, то увеличили поток террористов-наемников из-за границы. Все больше иностранцев стало прибывать из разных стран, более чем из ста стран. А Сирия – маленькая страна с небольшим населением. И поэтому нам понадобилась помощь наших друзей. Вмешались Иран, «Хизбалла», а вмешательство России, этой великой державы, ключевым образом изменило баланс сил в нашу пользу. Вот почему для нас было естественно просить помощи у России. Россияне нам и раньше помогали, конечно, не с помощью авиации, но они отправляли нам все. Они обеспечивали нас необходимой логистикой. Они даже жили с нами. У нас есть российские военные эксперты, которые живут здесь десятилетиями. В 2014 году они поняли, что баланс изменяется в пользу террористов благодаря поддержке Запада и других стран, таких как Саудовская Аравия, Турция и Катар. Поэтому русские были готовы к прямому вмешательству. И мы их пригласили. Мы доверяем России и ее политике. Российская политика основана на морали, а не только на интересах. Мы знаем, что они поддерживают нас во имя уничтожения терроризма, а не потому, что хотят попросить что-то взамен. До этого момента они нас ни о чем не просили. Все эти факторы подтолкнули меня и сирийское правительство попросить помощи у России.
Журналист: До так называемой революции я уверена, что Вы получали предложения от ваших нынешних врагов. Может быть, какие-то сделки. Что они хотели от вас? Я слышала, что Катар хотел проложить газовый трубопровод через Сирию. Это так или нет?
Президент: Предложения начались уже после кризиса. Потому что наши противники хотели использовать кризис для шантажа. Они стали говорить, что если мы сделаем то, что они хотят, они нам помогут.
Журналист: Так что они хотели от вас?
Президент: До этого кризиса они хотели использовать нас не напрямую. Они не делали нам предложений, а пытались убедить сделать то, что важно для них. Тогда главной мировой проблемой было ядерное досье Ирана. Они требовали, чтобы Сирия убедила Иран отказаться от своих интересов. Франция требовала, Саудовская Аравия захотела от нас, что бы мы отошли от Ирана без объяснений. Просто потому, что они ненавидят Иран.
Журналист: Так что насчет трубы? Они правда хотели провести газ через Сирию?
Президент: Нет, они не говорили об этом, потому что в этом случае Сирия стала бы важным игроком в энергетической сфере. Труба должна была пройти с востока от Ирана через Ирак и Сирию к Средиземному морю. Другая труба должна была пройти от стран Залива через Сирию к Европе. Я думаю, что Запад никогда не позволил бы Сирии стать такой влиятельной, потому что Сирия — не западная марионетка. Мы думаем, что это был один из факторов, хотя о нем не говорилось прямо. Но с начала войны мы получили прямое предложение от саудовцев.
Журналист: Простите, от кого?
Президент: От саудовцев.
Журналист: От саудовцев?!
Президент: Если бы мы отошли от Ирана, заявили бы об отказе от любых отношений с Ираном, они сказали, что мне помогут. Очень просто и напрямую.
Журналист: Вы сказали в одном из своих интервью, что это сложная война, потому что можно убить террористов, но нельзя убить идеологию. Когда я общалась на фронте с вашими офицерами, они мне сказали: «Как можно бороться с человеком, который не боится смерти? Для него это счастье, поскольку его ждут 72 девственницы в раю. А наши солдаты – нормальные люди, они боятся смерти». Так что моральный дух неодинаков. Моральный дух у террористов выше. Как можно убить эту идеологию?
Президент: Вы правы. Если вы говорите об этих идеологических боевиках или террористах, сражающихся с нашей армией, то единственная возможность биться с ними — это ликвидация. Нет другого способа. Им не нужен диалог. Да и нет времени для диалога. Нам нужно защитить своих граждан, и поэтому нам приходится ликвидировать террористов. Хотя этого недостаточно. Это как в видео-игре — они возникают снова. Убиваешь одного боевика — появляется десять новых. И нет конца этому процессу. Самое важное на всех уровнях – это борьба с их идеологией, которую мы должны заменить такой же сильной, но умеренной. Невозможно бороться с радикализмом в исламе любой идеологией, помимо умеренного ислама. Это единственный способ. Но это требует времени и работы с новым поколением. И главное, остановить поток денег, которые платит саудовское правительство, их НПО и их институты, которые продвигают ваххабитскую идеологию по всему миру. Ты не можешь сказать: я собираюсь бороться с этой идеологией, и в то же время позволить их шейхам и имам пропагандировать в их медресе эту темную идеологию. Это невозможно, но именно это происходит в Европе. Мы говорим о третьем и четвертом поколении мусульман, проживающих в Европе, но сейчас они посылают нам террористов из самой Европы. Они никогда не жили в этом регионе, не говорят по-арабски, не читают Коран, но они экстремисты, потому что Запад допустил инфильтрацию ваххабитской идеологии в Евросоюз. Поэтому мы сталкиваемся с разными вещами. Нам придется иметь дело с их сильными медиа, которые финансируются нефтедолларами Саудовской Аравии и стран Залива, пропагандирующими экстремизм. Что делать с этим? Это требует много параллельных усилий. Но это единственная возможность их победить. Мы вынуждены физически уничтожать террористов, хоть это лишь часть решения, но не все решение.
Журналист: Я всегда чувствовала нечто мистическое в этой борьбе за Дамаск, и только после поняла, почему столько наемников приезжает сюда. Один исламский теолог объяснил мне, что они действительно верят, что в сирийском городе Дабик будет Апокалипсис, главная битва между добром и злом. Поэтому они сейчас наготове. Я была, к примеру, в Боснии, и многие фанатики говорили мне: мы едем в Дабик. Для них это мистика, и я даже не представляю, как с этим бороться.
Президент: Совершенно верно.
Журналист: Потому что идет огромная пропаганда: идите в Дабик! Идите в Сирию! Потому что именно там будет Апокалипсис.
Президент: Это как священное место для битвы.
Журналист: Да, это стало священным местом.
Президент: Если хочешь попасть в рай, ты должен пройти через Сирию. Умирая в другом месте, тебе в рай не попасть. Это часть их идеологии.
Журналист: Они уверены, что если погибнут в Сирии, то сразу попадут в рай?
Президент: Они так думают. Например, некоторые из них убеждены в том, что если они убьют больше невинных, то у них будет ифтар (завтрак) с пророком в Рамадан. Они верят в это. Им совершенно промыли мозги, поэтому вы не можете их обвинять, они просто невежественны. Многие из них подростки, которых просто используют.
Журналист: Да, иногда просто дети.
Президент: Точно. Это целая машина, которая работает десятилетиями, промывая мозги, продвигая экстремизм в исламском мире и в мусульманских диаспорах.
Журналист: Вы удовлетворены результатами российской помощи за последний год? Мы добились серьезных успехов?
Президент: До вмешательства, несмотря на то, что здесь действовала так называемая американская коалиция, чьи действия выглядят иллюзорными, – они ничего не сделали. ДАИШ и «Джебхат Ан-Нусра» продвигались, имели огромное количество боевиков. Более того, вербовка террористов лишь усиливалась. Они получали все больше нефти для экспорта через Турцию. Но после российского вмешательства территория, контролируемая террористами, сократилась. Факты сами о себе говорят: любой другой эффект — тривиальный. Россияне изменили баланс наземных сил не в пользу террористов.
Журналист: По поводу курдского вопроса. Я была в Эль-Камышлы, я знаю, что они хотят федерацию как идеальный образ государства. Так же как в России. В России множество национальностей объединено в одну федерацию. Почему Сирия не может стать федерацией? Никто из сирийских курдов не говорил мне о сепаратизме или о независимом государстве. Они сказали: мы хотим быть в Сирии, но хотим автономию. Вы согласны с этим? Так как они хорошие бойцы против ДАИШ.
Президент: Давайте проясним разные стороны этого вопроса. Во-первых, мы не можем говорить только с одной частью курдов, не принимая во внимание всех местных курдов, так же как и всех армян, чеченцев, турок, арабов. Большинство курдов не просят автономию, только часть из них.
Журналист: Я не имею в виду курдов, живущих в Дамаске.
Президент: Да, но я имею в виду даже тех, которые живут на севере. Только часть из них говорит об автономии. И потом, если мы говорим о федерализме или любой другой системе, это должно быть частью Конституции. А Конституция выражает волю сирийского народа. Поэтому, если они нуждаются в особой политической системе в Сирии, они должны убедить в этом самих сирийцев. Они не могут обсуждать это со мной, даже если я скажу: да, это хорошая идея, я не возражаю как президент, или чиновник, или правительство.
Журналист: Вы имеете в виду, что нужен референдум?
Президент: Я не могу им это дать. Политическая система Сирии мне не принадлежит. Нужен всеобщий народный с референдум, который скажет «да» или «нет». Во-вторых, те люди, которые говорят о курдском федерализме, не принимают во внимание тот факт, что большинство населения на севере составляют арабы. Как вообще в таком случае можно говорить о курдском федерализме на севере страны?
Журналист: Но у вас есть контакты с курдами?
Президент: Да, мы ведем с ними дела, мы ведем переговоры
Журналист: Вы ведете с ними переговоры?
Президент: Конечно, постоянно. И мы поддерживали их во время войны против ДАИШ, посылали им вооружение. Ваша армия знает все эти детали.
Журналист: Откровенно говоря, когда я путешествовала по вашей стране, я не видела никакой невооруженной оппозиции. Я имею в виду, с кем вы можете разговаривать? У вас что, есть реальные партнеры на переговорах? Или миссия невыполнима?
Президент: Это очень важный вопрос, мы должны определить термин «оппозиция». Сейчас весь мир использует термин «оппозиция», называя так людей, которые вооружены и убивают других людей. Но вы не можете называть это оппозицией. Это политический термин, а не военный.
Журналист: Да, это проблема. У всех есть оружие. С кем разговаривать?
Президент: Точно. Если вы хотите говорить о политической оппозиции, конечно, у нас она есть. В стране есть различные политические движения и течения, крупные политические фигуры.
Журналист: Назовите их имена.
Президент: У нас появились политические партии, множество новых персон. Даже если они не заседают в парламенте, и до кризиса и во время кризиса у нас их было много. Есть целый список этих людей. Многие из них анонсируют себя как оппозицию. Вопрос в том, чтобы вести переговоры не с кем угодно, а с теми, кто имеет реальное влияние и может изменить ситуацию. Допустим, мы собрали все оппозиции, патриотические и непатриотические, в Сирии и за ее пределами. Допустим, мы с ними обо всем договорились и сказали: это отличное будущее для Сирии. Вопрос в том, кто из них повлияет на действия террористов на земле? Мы все знаем, что большинство этих террористов принадлежит организациям, связанным с «Аль-Каидой», ДАИШ, «Джебхат Ан-Нусрой», «Ахрар Аш-Шам», которые не являются политическими. Их не интересует другая идеология, помимо их ваххабитской идеологии. Это означает, что любые переговоры с политической оппозицией не изменят ситуацию. Это самая главная часть проблемы.
Поэтому Вы задали правильный вопрос: а с кем из них я могу иметь дело?
Журналист: Да, с кем?
Президент: Как правительство, мы имеем свои способы влиять на обстановку. Мы же боремся с террористами. А что может сделать вся эта оппозиция? Вот в чем вопрос, и у меня нет на него ответа. Они сами должны сказать, на что они способны и что они могут сделать.
Журналист: Все западные медиа черпают информацию о ситуации в Сирии от одной странной организации – «Сирийская обсерватория прав человека», но я поняла, что она состоит из одного человека.
Президент: Да, это один человек, живущий в Лондоне.
Журналист: Я не могу этого понять. Для меня был шок: как западные СМИ могут использовать его как источник информации?
Президент: Да потому, что этого хочет Запад! Ему не нужны реальные факты. Западникам нужен кто угодно, готовый продвигать их позицию. У большинства людей на Западе хорошо промыты мозги по отношению к Сирии, Украине и России. Западники попытались и преуспели в обработке общественного мнения. Промывка мозгов — это один из их инструментов. И не единственный. У них целый ряд таких инструментов вроде «Белых касок».
Журналист: Кто это?
Президент: В действительности, это люди, сотрудничающие с «Джебхат Ан-Нусрой» и работающие на территории под ее контролем. Как вы можете работать в этой зоне, если вас не контролирует «Ан-Нусра»? И, что важно, многие из их членов праздновали смерть сирийских солдат прямо над их телами. Есть видео и фото этого варварства.
Журналист: Вы имеете в виду, когда Америка разбомбила Сирийскую армию?
Президент: Нет, это было в различных местах в Алеппо. В Алеппо шли сражения, и они фотографировались на фоне трупов сирийских солдат, «Белые каски» вместе с «Ан-Нусрой». Это попытка изменить имидж «Джебхат Ан-Нусры» под новой вывеской «Белые каски». Что, мол, они хорошие люди, готовые жертвовать своими жизнями, чтобы помочь другим людям и детям. И эта эмоциональная картинка «невинных жертв» способна повлиять на общественное мнение на Западе.
Журналист: И Вы не знаете, откуда эти фотографии?
Президент: Извините?
Журналист: Никто не знает, откуда эти фото?
Президент: Нет, они ничего не проверяют. Это не важно. В интернете можно найти что угодно. Но нельзя подтвердить подлинность. Ты смотришь, ты впечатляешься, поскольку картинка из Сирии всегда черно-белая. Хорошие люди против плохой армии или плохого президента. Это единственная картинка, которую Запад хочет получить для обработки общественного мнения, чтобы оправдать любое давление на нас. Якобы они поддерживают добрый сирийский народ против его плохого правительства. Вам знакома эта пропаганда.
Журналист: Что вам даст освобождение Алеппо со стратегической точки зрения?
Президент: Мы называем Алеппо близнецом Дамаска по разным причинам. Это второй город Сирии по величине. Дамаск – это политическая столица, а Алеппо — это экономическая столица.
Журналист: Там уже не осталось никакой промышленности. Я была там. Все разрушено.
Президент: Верно. Почти все заводы Алеппо вышли из строя. Они ограблены и перевезены в Турцию.
Журналист: Но если вы вернете Алеппо, что изменится в войне?
Президент: Во-первых, это политическая победа на стратегическом и национальном уровнях. С военной, стратегической точки зрения мы не сможет изолировать «Джебхат Ан-Нусру», но это будет трамплином для продвижения в сторону других городов и освобождения их от террористов. Вот в чем важность Алеппо.
Журналист: Какой следующий шаг? Как можно отрезать пути сообщения между Турцией и Идлебом? Потому что это основной источник снабжения деньгами, оружием и боевиками.
Президент: Это невозможно. Идлеб находится прямо на турецкой границе, поэтому его нельзя отрезать, придется зачищать. Нам придется продолжить зачистку этого региона и отправить террористов в Турцию, чтобы они вернулись туда, откуда прибыли. Либо ликвидировать их. У нас нет другого выбора. И Алеппо станет трамплином, чтобы начать это движение.
Журналист: Сколько вообще наемников пересекли сирийскую границу за последние пять лет?
Президент: Никто не может их сосчитать, потому что нет полного контроля над границей. Они пересекают ее нерегулярно. Но есть предположение, которое опубликовал один немецкий центр по расследованию. Озвучена цифра в несколько сотен тысяч.
Журналист: Сотни тысяч?
Президент: Да, более трехсот тысяч.
Журналист: Более трехсот тысяч?
Президент: Я не знаю, точны ли эти цифры. Но если даже сто тысяч, то это целая армия.
Журналист: Это армия, целая армия.
Президент: Точно. И по этой причине ты продолжаешь их убивать, но их все больше и больше прибывает извне. Речь идет о сотнях тысяч, которые прибывают из разных регионов мира. И это реальность. В мире есть сотни тысяч террористов с одинаковой ваххабитской идеологией. Это не преувеличение.
Журналист: В 2012 году в Стамбуле я встречалась с оппозиционерами, которые твердили, что им нужны права человека. Это были нормальные светские люди, без бороды, и они пили пиво в Рамадан. Спустя несколько лет они стали радикалами. Это странно для меня – они были полностью светскими людьми. Так кто же все-таки является главарями ДАИШ?! Это полковники или майоры бывшей армии Саддама Хусейна. Они ведь тоже были светскими людьми. Как они превратились в армию фанатиков?
Президент: Частично это относится к оккупации Ирака в 2003 году. Когда американцы полностью захватили Ирак, в том числе и тюрьмы. И главарь ДАИШ, и его клика тоже сидели в тюрьмах. ДАИШ было создано в Ираке под американским наблюдением.
Журналист: Может быть, не ДАИШ, а «Аль-Каида» была в тот период.
Президент: Да, но оно называлось «Исламское государство Ирака».
Журналист: «Исламское государство»?
Президент: Его тогда еще не было в Сирии, поэтому в 2006 году его называли «Исламским государством Ирака».
Журналист: Уже в 2006 году?
Президент: Конечно.
Журналист: «Исламское государство» было уже в 2006 году?
Президент: Конечно. До вывода американцев. Поэтому американцы сыграли роль, прямую или косвенную, в создании ДАИШ. Когда террористы пришли в Сирию, если мы говорим о начале проблемы, никто не говорил тогда о «Джебхат Ан-Нусре» и «Исламском государстве». Их называли просто «Свободная сирийская армия», якобы светская сила, воюющая против правительства и армии. Но в реальности, если мы заглянем в интернет, уже в то время мы увидим обезглавливание людей с самых первых недель. Значит, с самого начала оно было радикальным движением, но они называли его «Свободной армией». А когда оно стало расти и стало невозможно прятать преступления обезглавливания, Запад был вынужден признать существование «Джебхат Ан-Нусры». Но на самом деле это и есть «Свободная сирийская армия». И это и есть ДАИШ. Они имеют те же корни и передвигаются из зоны в зону по разным причинам. Основная причина – это идеология, вторая причина – это страх. Если они не будут передвигаться, их могут ликвидировать. Третья причина – деньги. К примеру, года два назад ДАИШ платил самые высокие зарплаты, и поэтому многие из «Свободной сирийской армии» и «Джебхат Ан-Нусры» присоединились к ДАИШ из-за денег. Итак, есть много факторов, но основной…
Журналист: Это фанатизм?
Президент: Объединяющей чертой всех этих организаций с разными названиями является экстремизм.
Журналист: Можно задать личный вопрос? В 2013 году, когда Ваша жизнь была в большой опасности, когда Америка была близка к решению бомбить Сирию, почему Вы не отправили свою семью в безопасное место?
Президент: Как можно убедить сирийцев остаться в своей стране, когда ты просишь свою семью покинуть эту страну? Это невозможно. Ты должен быть первым патриотом в стране. Ты должен быть первым как президент, и ты, и твоя семья, и твое правительство, и твое окружение. Ты не можешь убедить людей, что сумеешь защитить эту страну, если ты не доверяешь своей армии в способности защитить твою семью.
Журналист: Понимаю, понимаю.
Президент: Вот почему это было естественным. Я даже никогда не думал об этом.
Журналист: Спасибо Вам огромное.
Президент: Спасибо, что приехали в Сирию.
